6 февраля 2022
года
Когда американская журналистка Селия Фарбер
мужественно опубликовала в журнале Harper's Magazine (март 2006 года)
статью Вышедший из-под контроля СПИД и
коррупция медицинской науки, некоторые
читатели, вероятно, попытались успокоить себя тем, что эта
«коррупция» была единичным случаем. Это очень далеко от
истины. Это лишь верхушка айсберга. Коррупция исследований —
широко распространенное явление, которое в настоящее время
наблюдается во многих крупных, якобы заразных проблемах со
здоровьем.
Научные исследования вирусов (или прионов в
случае с коровьим бешенством) соскользнули на ошибочную колею, следуя
в основном по одной и той же системной магистрали. Эта магистраль
всегда включает несколько ключевых этапов: придумывание риска
катастрофической эпидемии, инкриминирование неуловимого патогена,
игнорирование альтернативных токсических причин, манипулирование
эпидемиологией с непроверяемыми цифрами, чтобы максимизировать ложное
восприятие надвигающейся катастрофы, и обещание спасения с помощью
вакцин. Это гарантирует большие финансовые прибыли. Но как можно
добиться всего этого? Просто полагаясь на самый мощный активатор
человеческого процесса принятия решений — страх!
Мы
наблюдаем не вирусные эпидемии, а эпидемии страха. И как средства
массовой информации, так и фармацевтическая промышленность несут
большую часть ответственности за нагнетание страха, страха, который,
кстати, всегда приводит к фантастически прибыльному бизнесу.
Исследовательские гипотезы, охватывающие эти области изучения
вирусов, практически никогда не проверяются научно с соответствующим
контролем. Вместо этого они устанавливаются на основе
«консенсуса».
Затем он быстро перестраивается
в догму, которая эффективно увековечивается в квазирелигиозной манере
средствами массовой информации, включая обеспечение того, чтобы
финансирование исследований ограничивалось проектами, поддерживающими
догму, исключая исследования альтернативных гипотез. Важным
инструментом для того, чтобы не допустить инакомыслия в дебатах,
является цензура на различных уровнях — от популярных СМИ до
научных публикаций.
Мы не извлекли хороших уроков из
прошлого опыта. До сих пор остается много вопросов без ответа о
причинах эпидемии испанского гриппа 1918 года и о роли вирусов в
полиомиелите после Второй мировой войны (нейротоксичность ДДТ?). Эти
современные эпидемии должны были открыть наши умы для более
критического анализа.
Пастер и Кох создали
прочное понимание инфекции, применимое ко многим бактериальным,
заразным заболеваниям. Но это было до того, как были открыты первые
вирусы. Перенести принципы бактериальных инфекций на вирусы было,
конечно, очень заманчиво. Конечно, это было очень заманчиво, но не
следовало делать этого, не уделяя параллельного внимания бесчисленным
факторам риска в нашей токсичной окружающей среде, токсичности многих
лекарств и некоторым недостаткам питания.
Исследования
рака сталкиваются с аналогичными проблемами. Гипотеза о том, что рак
может быть вызван вирусами была сформулирована в 1903 году, более
века тому назад. Даже сегодня она так и не была убедительно
продемонстрирована. Большинство экспериментальных лабораторных
исследований охотников за вирусами были основаны на использовании
инбредных мышей, причем это подразумевает совершенно неестественный
генетический фон. Были ли эти мыши подходящими моделями для изучения
человеческого рака? (Мы далеко не инбредные!).
Правда, эти
мыши позволили выделить и очистить «опухолевые РНК-вирусы»,
позже переименованные в «ретровирусы» и хорошо
охарактеризованные с помощью электронной микроскопии. Но связаны ли
эти вирусные частицы просто с мышиными опухолями, или они
действительно являются виновниками злокачественной трансформации?
Являются ли эти частицы настоящими экзогенными инфекционными
частицами или эндогенными дефектными вирусами, скрытыми в наших
хромосомах? Этот вопрос все еще остается спорным.
Несомненно
то, что вирусные частицы, подобные тем, которые легко распознаются в
раковых и лейкемических мышах, никогда не встречались и не выделялись
в раковых опухолях человека. О мышах и людях...
Однако к
тому времени, когда это стало ясно, в конце 1960-х годов, вирусная
онкология достигла догматического, квазирелигиозного статуса. Если
вирусные частицы не были видны при электронной микроскопии в раковых
опухолях человека, то проблема была в электронной микроскопии, а не в
догме вирусной онкологии! В это время молекулярная биология заняла
абсолютно доминирующую позицию в вирусных исследованиях.
Поэтому
были изобретены «молекулярные маркеры» для ретровирусов
(обратная транскриптаза, например), которые удобно заменяли
отсутствующие вирусные частицы, надеясь спасти главную догму вирусной
онкологии. Это позволило вирусной гипотезе просуществовать еще десять
лет, до конца 1970-х годов, благодаря все более щедрой поддержке со
стороны финансирующих организаций и фармацевтических
компаний.
Однако к 1980 году провал этого направления
исследований стал позорно очевидным, и закрытие некоторых лабораторий
вирусной онкологических лабораторий было бы неизбежным, если бы
не...
Если бы не что? Исследования вирусного рака были бы
остановлены, если бы в 1981 году врач из Лос-Анджелеса не описал пять
случаев тяжелого иммунодефицита у мужчин-гомосексуалистов, которые
также нюхали амилнитрит, злоупотребляли другими наркотиками,
антибиотиками и вероятно страдали от неправильного питания и ЗППП
(заболеваний, передающихся половым путем).
Логично было бы
предположить, что эти тяжелые случаи иммунодефицита имели
множественное токсическое происхождение. Это было бы равносильно
инкриминированию образа жизни этих пациентов... К сожалению, такая
дискриминация была политически абсолютно неприемлема. Поэтому
пришлось искать другую гипотезу — эти пациенты страдали от
заразной болезни.
вызванной новым... ретровирусом!
Научные
данные в поддержку этой гипотезы отсутствовали и, что удивительно, до
сих пор полностью отсутствуют. Это не имело значения, и мгновенный и
страстный интерес
исследователей раковых вирусов и раковых НИИ
вспыхнул мгновенно. Это было спасением для вирусных лабораторий, где
СПИД теперь почти в одночасье стал основным направлением
исследований. Это вызвало огромную финансовую поддержку со стороны
Большой Фармы, увеличило бюджет (ЦКЗ (Центров по контролю и
профилактике заболеваний США — В.А.) и НИЗ (Национальных
институтов здоровья — В.А.), и никому не пришлось беспокоиться
об образе жизни пациентов, которые сразу же стали невинными жертвами
этого ужасного вируса, вскоре получившего название ВИЧ.
Двадцать
пять лет спустя гипотеза ВИЧ/СПИДа полностью провалилась, не
достигнув трех основных целей, несмотря на огромное финансирование
исследований, направленное исключительно на проекты, основанные на
ней. Ни одно лекарство от СПИДа так и не было найдено; ни один
эпидемиологический прогноз не был проверен; ни одна вакцина против
ВИЧ так и не была успешно создана.
Вместо этого
безответственно используются высокотоксичные (но не лечебные)
препараты, которые часто вызывают смертельные побочные эффекты. При
этом ни одна частица ВИЧ не была обнаружена методом электронной
микроскопии в крови пациентов с якобы высокой вирусной нагрузкой! И
что? Все самые важные газеты и журналы демонстрируют привлекательные
компьютерные красочные изображения ВИЧ, но все они получены из
лабораторных клеточных культур, но ни разу — ни от одного
больного СПИДом.
Несмотря на это ошеломляющее упущение,
догма о ВИЧ/СПИДе по-прежнему прочно укоренилась. Десятки тысяч
исследователей и сотни крупных фармацевтических компаний продолжают
получать огромные прибыли, основываясь на гипотезе о ВИЧ. При этом ни
один больной СПИДом так и не был вылечен...
Да, ВИЧ/СПИД
является символом коррупции в исследованиях вирусов, которая
замечательно и трагически задокументирована в этой книге.
Исследовательские программы по гепатиту С, коровьему бешенству,
атипичной пневмонии, птичьему гриппу и нынешняя политика вакцинации
развивались по одной и той же логике — максимизации финансовых
прибылей.
Всякий раз, когда мы пытаемся понять, как некая
весьма сомнительная терапевтическая политика была рекомендована на
самом высоком уровне органов здравоохранения (ВОЗ, ЦКЗ, ИРК (Институт
имени Роберта Коха — В.А.) и т.д.), мы часто обнаруживаем либо
постыдные конфликты интересов, либо отсутствие необходимых
контрольных экспериментов, и всегда строгое неприятие любых открытых
дебатов с авторитетными учеными, представляющими диссидентские
взгляды на патологические процессы. Манипуляции со статистикой,
фальсификация клинических испытаний, уклонение от тестов на
токсичность лекарств — все это было неоднократно
задокументировано. Все это быстро скрывалось, и до сих пор никто не
смог нарушить циничную логику сегодняшнего бизнеса вирусных
исследований.
Вирусомания — это социальная болезнь
нашего высокоразвитого общества. Чтобы вылечить ее, необходимо
победить страх, а страх — это самый смертоносный заразный
вирус, наиболее эффективно передаваемый средствами массовой
информации.
Этьен де Харвен, доктор медицины, почетный профессор патологии Университета Торонто и сотрудник Института онкологических исследований Слоуна Кеттеринга, Нью-Йорк (1956 - 1981), член консультативной группы IDS Табо Мбеки в Южной Африке и президент организации Rethinking AIDS. Он умер в 2019 году в возрасте 82 лет. Эта статья была написана в качестве предисловия к книге Вирусная мания — как медицинская промышленность постоянно изобретает эпидемии, получая миллиардные прибыли за наш счет.
Перевод с английского В. Арцимовича.
Источник: https://greatgameindia.com/history-how-pandemics-created/
